My name
- Вы признаны виновным в убийстве тридцати человек и приговорены к смертной казни на электрическом стуле. Вам даётся право последнего слова.
Речь обвинителя отдаётся в голове тяжелым ударом набата. Нервы пляшут отчаянной чечеткой, а глаза бегают с одного лица на другое в поисках хоть единого намёка на шутку. Это ведь розыгрыш, верно? Чёртов розыгрыш!
Запястья плотно стиснуты за спиной грубым капканом наручников, ноги - в точно таком же металлическом захвате. Из одежды лишь тюремная полосатая роба, уже изрядно потрепанная, и какие-то дырявые кеды без шнурков. Кровоподтеки на лице вполне настоящие и болят. Черт.
Люди в форме выражают лишь полное безразличие к происходящему. Некоторые - откровенно кривятся, демонстрируя презрение. Глаза мечутся, мечутся, мечутся, на виске выступают капли ледяного пота. Капиляры готовы вот-вот лопнуть.
- Ваше слово?
Двенадцать человек? Я? Убил? Пытаюсь шевелить губами, но не могу издать ни звука. Конечности немеют, я едва ворочаю распухшим от волнения языком, переводя взгляд с электрического стула на неизвестных мне людей и обратно. Большинство из них в форме, другие - в гражданском.
За стеклом случайно замечаю ещё одного заключённого. Бледный, трясущийся, как осиновый лист на ветру, с разбитой, как у меня, губой и абсолютно загнанным, потерянным взглядом.
Я поворачиваю голову, чтобы разглядеть его получше, и он зеркалит моё движение.
Пораженно выдыхаю.
Это я?
- Приведите приговор в исполнение, - меня хватают под локти и, ни капли не церемонясь, тащат к стулу, словно какую-то тушу.
- Нет, нет, нет! - начинаю вырываться, но мой пыл быстро остужают предупреждающим ударом дубинки. Жёсткая рука хватает за затылок, заставляя склонить голову.
- Угомонись, мразь, - с отвращением выплевывает конвоир, и в его голосе звучит неприкрытая ненависть.
- Я не... - меня усаживают на стул, тут же фиксируя руки и ноги ремнями. Полоска кожи удущающе обхватывает шею. Из глаз начинают бесконтрольно течь слезы.
- Я не чудовище, я не чудовище, я не чудовище, - дергаюсь в беспомощной попытке вырваться, но крепления оказываются предусмотрены и для такого варианта событий.
- Ты убийца.
Как пощечина.
С дрожью выдыхаю, наконец, осмеливаясь поднять взгляд на присутствующих. Гражданские за стеклом смотрят на меня с нескрываемой злобой. Кто-то - с болью. Смотрю на измученное лицо женщины, припавшей ладонями к стеклу. Стекло мокрое от её слез.
Я растерянно перевожу взгляд на свои руки.
Они выглядят, как руки музыканта или программиста. Разве можно убивать этими тонкими паучьми пальцами с болезненно проглядывающими прожилками? На них даже мозолей нет!
Неужели этого никто не понимает?!
- Ваше последнее слово?
Я сглатываю.
Мне заклеивают глаза.
Металлический шлем, через который с минуту на минуту пустят смертельный разряд электричества, холодит горящие вспотевшие уши. Солевой раствор течёт по вискам, затекая в рот и нос, смешивается со слезами.
Палач подходит к стойке управления - я слышу это по его тяжёлым шагам. Или мне уже мерещится - гулкие удары пульса перебивают все остальные звуки.
Через несколько минут он остановится навсегда.
Какая короткая, оказывается, у меня жизнь. Всего полчаса перед казнью, растянувшиеся в отчаянно мимолетную вечность. В презрительные гримасы конвоиров и палачей. В наполненные болью глаза незнакомой мне женщины. Любопытно, боль от того, что совершил я или от того, что совершат со мной?
Кто она? Кто этот незнакомец в зеркале?
Полчаса слишком мало, чтобы получить все ответы. Поэтому я набираю в грудь воздуха, чтобы узнать хотя бы один ответ.
Очень и очень важный, но при этом - лишённый любого смысла, как и любая моя реплика сейчас.
- Как мое имя?
Я замираю, прислушиваясь. Весь мир замирает вместе со мной.
- Тед Банди.
Разряд.